По ту сторону черной дыры - Страница 94

— Забавно! — воскликнул Генрих, — и кто же тот счастливец, попросивший ее руки?

— Энрико! — поддразнил его прононс шут, — счастлив будешь ты, когда тебя оженят на дочери какого-нибудь Рагнара или Сигурда.

— Заткнись, шут! — завопил принц, в гневе хватаясь за плеть, висевшую у него на поясе.

— Генрих! — повысил голос король, — вы забываете, что на шута гневаться нельзя — это дурной тон.

— Пусть он меня не трогает!

— Ярость — не самое лучшее качество человека, — наставительно произнес Людовик.

— Ладно, — буркнул Генрих, — живи, лошадиная задница! А в чем причина столь несчастного вида моей драгоценной сестренки?

Король бросил взгляд на шута и почесал переносицу:

— Я хочу скрепить браком наш союз с Белой Русью…

— С кем? — нарушил все правила этикета брат, — с этими варварами! Я вполне понимаю Диану!

— Генрих, вы глупец! — вспылил Людовик, — я порой не понимаю, чем вы руководствуетесь, делая свои слабоумные замечания, чем думаете, когда перебиваете своего короля!

— Идиот, воистину! — донесся голос шута, который лениво развалившись в кресле, грел у камина свои богатырские пятки, — я тебе, Людовик, потом объясню, каким местом обычно думают принцы крови.

Генрих побагровел. Людовик, не обращая на это внимания, продолжал:

— Мало того, что вы перебиваете короля («и шута», — пробурчал тихонько Жак), осмеливаетесь критиковать его решения, хотя сами с трудом ориентируетесь в собственных пошлых мыслях, вы еще называете варварами людей, которые превосходят вас в уме настолько, насколько вы превосходите поедаемую вами устрицу… — король задохнулся от возмущения.

— Энрико! — посоветовал шут трагическим шепотом, я бы на твоем месте тихонечко смылся куда-нибудь в Персию годиков на шесть, пока не сослали на остров святой Елены…

Но Генрих остался стоять упрямо скрестив руки на груди. Людовик тем временем отдышался и продолжал уже более спокойным тоном:

— Вот что, мой дорогой братец. Бог тому свидетель, что я долго терпел ваши выходки. Сейчас вы отправитесь в Орлеан и проведете там ровно один год без права покинуть его стен. На досуге, который у вас появится, поразмыслите о своем статусе и о благе нашего государства. Ступайте!

Генрих затрясся от страха и ярости.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — прохрипел он и выбежал из кабинета.

— Однако, тенденция! — глубокомысленно изрек шут, наблюдая как лицо короля переливается всеми цветами радуги.

— Чего? — не понял Людовик.

— Сегодня все кто выходит из твоего кабинета имеют несчастный вид. Вот и в лице братика нажил ты себе еще одного врага… Нехорошо…

— Может мне его догнать и принести извинения? — резко бросил монарх.

— Отрубил бы ты ему голову! Все равно, ни к чему!

— По этой же причине можно лишить данного предмета и Франсуа, — улыбнулся король, — единственно, что там ценное, так это прыщи.

Шут сконфузился.

— Ну, этот хотя бы не так безнадежен! Не совсем дурак!

— Не совсем! В четырнадцать лет он щупал кухарок, в пятнадцать — горничных, в данное время спит со своей няней, а что дальше! В восемнадцать потребует войско для охоты на окрестных принцесс? Что он потерял, чего найти не может? Насколько я помню по молодости, женщины везде одинаковые! Любят, чтоб блестело и нежно шептало… Да! — кашлянул смущенно король, — я отвлекся. О чем мы?

— О Франсуа. Отправь его скотникам — пущай коров покрывает.

— Ей богу, так и сделаю! Так и сделаю!

В дверь вошел камердинер. Он кашлянул, проверяя легкие, а затем возвестил о прибытии кардинала Дюбуа. Тот вплыл, держа в руках какой-то фолиант. Лицо его выражало смущение и конфуз. Он пожелал Его Величеству доброго здоровья и дружески приветствовал шута.

— Что с вами, герцог? — осведомился король, — у вас вид монаха, попавшего в женскую купальню.

Кардинал тихонечко подкрался к двери, приоткрыл ее, затем плотно закрыл, прошелся по кабинету заглядывая во все углы, и только затем подошел к Людовику и сказал:

— Прошу прощения, Ваше Величество, за некоторую бесцеремонность, но я должен был убедиться в отсутствии посторонних. Основания для таинственности у меня имеются, вот взгляните! — он протянул книгу королю. Людовик, чьи грамматические способности нам хорошо известны, беспомощно взглянул на шута. Тот приблизился, в свою очередь взял книгу и прочел на обложке надпись на французском языке:

— Лео Таксиль. Забавная Библия, — затем передернул плечами, — не понимаю, что может быть забавного в библии? Хотя… как посмотреть…

— Как оказалось, многое, — ответил кардинал и раскрыл книгу на титульном листе, — взгляните на год издания.

— Одна тысяча девятьсот семьдесят первый! — прочел ошарашенный шут.

— Обратите внимание на исполнение, — продолжал Дюбуа, — текст написан не от руки. То есть, рукой так не напишешь даже при очень большом желании. О содержании я уже и не говорю…

— Ересь? — спросил король, которому уже давно пора было что-то вставить.

— Пополам с логикой. Синьор Торкемада за эту книгу сжег бы полстраны на своих милосердных кострах. А мне на аутодафе ну никак не хочется!

— Что же нам делать? — спросил Людовик, — сие произведение искусства вы получили от наших гостей?

— От них, — вздохнул кардинал, — маловероятно, но возможно — они попали к нам из другого мира, хоть я и говорю сейчас ересь. Пути Господа неисповедимы! Супруга посла рассказывала мне, что их священники пользуются такими вещами, за которые у нас положено предавать инквизиции. Причем и мы, и они пользуются одним и тем же священным писанием. Чем черт не шутит! (Все перекрестились). Много лет назад наши предки, восхваляя Господа, прыгали у жертвенного огня, а мы бы уже эти прыжки посчитали недостойными нашего сана, — он указал на свой толстый живот.