Олег проснулся в полдевятого. Родители уже ушли на службу, и он мог еще немного поваляться. Его отец, начальник секретной части майор Локтев Михал свет Васильевич устроил свое чадо, которому уже было не много ни мало — двадцать четыре годика, на должность метеоролога. Олег, единственный из молодого поколения, видел приборы со стрелками и имел острый нюх на непогоду, в особенности, если речь шла о прополке клубники.
Идти на работу нужно было во второй половине дня: запускать зонд, возиться с барометрами, термометрами, гигрометрами и прочей военно-воздушной фигней.
Откуда— то из подмышки раздался стон. Затем одеяло отползло в сторону, и в образовавшееся отверстие просунулась взъерошенная блондинистая голова.
— Eh? Willkomm, Oleg. Kommen Sie her, Eine KuB!
— Я не понимаю по-немецки, — пошутил Олег, целуя светлый затылок.
— Ist Trottel! — отвернулась обиженно голова. Парень нежно обнял девушку.
— Und du, mein Schats! Was geht los?
— Der gute Junge, — вздохнула девушка, — Ich nicht Huren. Ich lieben dich.
— Боже, что за лингва! — вздохнул парень, — язык сломать можно.
Рената Кохтль упорно не желала учить русский. Уже даже мать Олега, дама с весьма невысокими лингвистическими способностями, выучила с, грехом пополам, несколько немецких фраз для общения с невесткой.
До катаклизма Олег работал на студии звукозаписи в Бобруйске. Однажды с напарником они отправились за очередной партией кассет в Польшу. В Лодзи остановились на несколько дней у знакомых, ожидая хорошего предложения. Игра в «гости» несколько затянулась по причине весьма банальной.
В результате очередной попойки «за приезд», Олег очнулся в незнакомом месте. Этим незнакомым местом оказался железнодорожный вокзал, выйдя из которого он прочитал название станции.
— Ну почему именно Гамбург! — застонал он, сжимая разламывающуюся от известной причины голову.
Организм требовал срочной опохмелки. Олег пошарил по карманам. В левом нагрудном нашлась бумажка достоинством в десять долларов. Она, да болтавшаяся на плече гитара — вот и все личные вещи, которые находились при нем. Решив, что на больную голову и пустой желудок решения не принимаются, он отправился в ближайший бар, сверкавший неподалеку своей вывеской. Начало смеркаться. Олег смутно помнил, что опохмеляться они сели, когда солнце только всходило.
Знание немецкого на уровне хорошей средней школы помогло ему в общении с барменом, оставив традиционный в таких случаях язык жестов на потом. Основательно утолив голод, и более, чем основательно, жажду, он понял, что в таком свинском состоянии серьезные решения принимают только идиоты. Поэтому, схватив свою музыкальную подружку, он отправился в разбитый неподалеку от бара скверик, где надеялся поспать на скамейке, но полицейский патруль заставил его отказаться от этого намерения. От скуки Олег начал перебирать струны гитары, напевая что-то из репертуара «Scorpions». Затем ему это надоело, и он завел песню Высоцкого «Баллада о детстве». Вокальные данные его оставляли желать лучшего, но он их компенсировал искренностью и страстью. По окончании песни раздались дружные хлопки. Парень поднял голову и открыл глаза — около полутора десятков человек расположилось около его скамейки и жадно внимали. В их числе были и двое полицейских, патрулировавших сквер.
— Noch, bitte! — попросила стоявшая рядом, удивительно симпатичная для немки, блондинка.
— Ну, арийцы, держитесь! — сказал Олег, и зашпарил «Охоту на волков».
Так продолжалось до поздней ночи, пока его пальцы не стали кровоточить. Рядом с ним крутилась компания каких-то битников, в которой верховодила та самая блондинка. Она протянула ему коробку, в которой Олег насчитал около семисот дойчмарок. Затем она сказала, что ее зовут Рената, она просит его придти сюда утром, а теперь пора по домам.
— Gut! — зевнул парень, укладываясь ночевать на скамейке, ибо было на редкость тепло.
Но уснуть ему не удалось. Девица его растормошила и увлекла за собой в какой-то погребок. Олег лишь успел прочитать, что он называется «У хромого Кристиана». То, что немцы гулять умеют, он понял, увидев несколько человек, лежащих на полу в интересном состоянии. Их постепенно отправляли по домам на такси более трезвые товарищи. Олег с Ренатой сели на свободные места, и все понеслось перед глазами. Впервые отведав национальных немецких коктейлей, парень понял, что попал. Тело отделилось от мозга, мозг от сознания, а сознание — от реальности.
Он пришел в себя лишь наутро. Реальность, вернувшаяся на своё законное место оказалась настолько нелепой, что бедняга подумал, что отъехал.
— Бред! — проговорил он вслух, надеясь на пробуждение. Но реальность расхохоталась ему в лицо.
Потолок был зеркальный, и в нем Олег увидел своё отражение. Он лежал на кровати в чем мать родила, а рядом посапывала вчерашняя блондинка. Кисть правой руки испытывала какое-то неудобство. Поднеся оную конечность к глазам, парень увидел на безымянном пальце обручальное кольцо. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце.
— Рената! — позвал он и похлопал девушку по обнаженному плечу.
— Was? — отозвалось сонное тело.
— Was ist los?
— Wir sind Gatten! — вяло возликовала блондинка.
— Депрессия — это гнев без энтузиазма, — начал было Олег, но вдруг до него дошел смысл сказанного.
— Чего? — заорал он, падая с кровати на шкуру какого-то животного, служившую ковриком, — какие, нафиг, супруги?!? Где мои джинсы?!?
Разревевшись чисто немецкими слезами, Рената рассказала, что вчера после погребка они гуляли по вечернему Гамбургу. Что их заставило зайти в ту церковь, девушка толком объяснить не смогла. Но, в итоге, их обвенчал протестантский кюре, чему господин Локтев абсолютно не противился (на этом месте Олег удивленно изогнул брови). Их брак занесли в книгу прихода, свидетели расписались, а новоиспеченные супруги пошли праздновать брачную ночь к ней домой.