По ту сторону черной дыры - Страница 32

— Дельная мысль! Сейчас распоряжусь.

Пока майор отдавал необходимые распоряжения, воины Казимира спешились и пытались приводить себя в порядок: оттирали засохшую кровь и поправляли амуницию. Глазели на танки, которые, заглушив моторы, стояли, как неподвижные изваяния. Ратибор, знающий, что внутри люди, тем не менее боязливо косился. Дружба дружбой, а и ручной медведь может так порой цапнуть… Шутя…

— Их сотен пять, — рассказывал Казимир, — мы ехали предупредить вас о наступающих со стороны востока аварах, а возле Изяславля на нас накинулись Свеи. Мы потеряли два десятка человек прежде, чем оторвались — слава Господу, наездники из них неважные. А где твои ратники, Ратибор?

— Я думал, ты мне расскажешь, где они, — растерялся старейшина, — вот уже год до нас доходят плохие новости. Будто проданы они в рабство навек…

— Выходит, правда это, — мрачно произнес Казимир, — слышал и я подобное. Кто же у тебя остался?

— Пять мужиков, два десятка старцев, десяток безусых юнцов, семь на десять баб, а остальные — ребятня голопузая.

— Как же быть? — в горе воскликнул Казимир, — мои три десятка делу не помогут. Бежать надо!

— Не надо! — отмахнулся Ратибор, видя приближающегося Булдакова, — у них защиты и покоя просить необходимо.

— Олег Палыч! — поклонился он в пояс подошедшему майору, — признаем тебя князем своим, и просим защиты и высокого покровительства.

— Сдурел ты, Ратибор, или обкурился чего? — вытаращился на приятеля Булдаков, — тут голову ломаешь, как накласть Свеям по самое не хочу, а ты антимонии разводишь!

— Вот, поговори с ним! — обратился к Казимиру Ратибор, — все шутки да прибаутки. Сейчас пожгут этих Свеев… нахрен. Не совсем уверенно добавил старейшина словцо, которое часто слыхивал от солдат. Майор фыркнул и отошел по каким-то своим делам.

— Кто это? — наконец решился спросить Казимир родственника, — что он про курения пытал.

— Шут его знает! Появились тут две седмицы тому вместе со своим городищем. Нас не трогают. Перебили жуть сколько аваров, а самим хоть бы хны! Бобровку авары спалить собирались, так эти не дали. Получила Орава по шее, да и убралась восвояси. Мы с Олегом навроде подружились, правда бороду заставили поголить. Одели, видишь, в ихнее. Да! Дочку мою один сватает, прикинь, Дуняху-то!

— Отдашь?

— Что я дурень! Пущай хоть обеих забирают! Настаська, дура, нос, правда, воротит. Бегает в ихнее городище, правда, каждый день. Спрашивал, к кому, дочка ходишь, так отмалчивается. У них мужиков свободных — сотен пять.

— Всего пять сотен? — удивился Казимир

— Ты не гляди, что их мало! — зашептал Ратибор, — дерутся, будь здоров! Женишок моей Дуняхи главного аварского богатыря пеший без оружия одолел. Да так, брат, ловко, что потом эту харю всем миром собирали. Тихо, майор опять идет! Олег, познакомься, муж моей сестры — Казимир. Казимир, это их воевода — Олег Палыч, майор!

Казимир сунул руку в камнедробилку Булдакова и поморщился. Майор, казалось, ничего не заметил. Он расшаркался перед гостем, затем извинился и опять куда-то пропал. Ожидая противника лишь на вторые сутки, Олег Палыч отдал команду передислоцироваться поближе к слободе. Благодаря капитану Селедцову, у каждого человека за пределами городка были рации, так что управление мог осуществлять и олигофрен. С «Черной акулы», портящей воздух где-то километрах в шестидесяти, появилась первая информация: варяги устроились на отдых с ночлегом.

Так как было еще светло, часов семь вечера, решено было перекусить и пару часов побездельничать, выставив дозоры. У частокола уже стояла тройка «Градов», два Т— 82 и «Урал» с боеприпасами.

Ратибор с Казимиром шли пехом; за Казимиром тащилась усталая лошадь с нехитрой поклажей. Внезапно она шарахнулась в сторону. Мимо промчался БТР и исчез за пригорком. Привыкший за две недели ко всему, Ратибор лишь слегка вздрогнул и пошел дальше, не прерывая своего увлекательного повествования. Вдруг он насторожился и обернулся. Шагах в тридцати, на коленях, стоял его зять и яростно крестился. На морде лошади была написана готовность хоть сейчас принять христианство во всей его первозданной красоте. Ратибор плюнул и подошел к родственнику.

— Полно, Казимир, мозоли на коленях натрешь! — нас в слободе уже трапеза ждет.

— Нет, ты видал! — изумлению гостя не было предела.

— Пойдем, говорю! Если не успокоишься, придется тебя медом отпаивать! Железных коробок на колесах он не видел! Так тут их, как вшей на прокаженном! — Казимир поднялся с колен и нерешительно последовал за Ратибором. Они взошли на пригорок, с которого открывался вид на Бобровку.

— Долго, видать, пахали, — указал он на поле слева от слободы.

— Цельный день, — подтвердил Ратибор, — от рассвета и до заката.

Великолитовец остановился и посмотрел на него.

— Или моя голова плохо слышит, или твоя — ерунду говорит. Это поле десять дней пахать нужно на десяти волах.

— Твоя голова еще не привыкла, — философски заметил Ратибор, — придется тебе хлебнуть водки немалую чару.

Решив еще больше поразить гостя, он достал из кармана транк:

— Олег Палыч, ты где?

— В деревне, — донеслось из транка.

— Где — где?

— В слободе, мать твою! Чего надо?

— Там бабы шевелятся?

— Все готово.

— Хорошо, отбой.

Казимир смотрел на транк, как Кала на Тарзана.

— У тебя там вещун?

— Я не знаю, — честно ответил Ратибор, но говорил я с Олегом Палычем.

— А при чем здесь деревья?

— Кажется, не «деревья», а «деревня», вроде, как дома из дерева. Так они между собой нашу слободу называют.