— Пойдем, — покраснела она и дернула его за руку.
— Пойдем, — согласился он, — пойдем туда, где у вас обычно говорят все, что думают! Где тут Елисейские поля?
— Какие тополя? — не поняла она, — ты может не знаешь, я ведь всего два раза выходила из дворца — никаких тополей не знаю. Пойдем лучше на берег, посмотрим на Сиенну. Только не на пристань — там народу много… Ой, я уже и забыла!
Принцесса рассмеялась счастливым смехом. Странно, но это почему-то разозлило Сергея, и он остановился как вкопанный.
— Ты мне скажешь или нет?
— Да, — подняла на него глаза Диана.
— Чего, да? Ну что ты так смотришь, такой вот я болван здоровенный у мамки уродился! Что означает твое «да»?
— «Да» — это всегда «да»! — ответила она, — слушай, а ты знаешь легенду, что вот уже двести лет король Франко не спрашивал королеву о ее чувствах к нему?
Гончаров скорчил рожу.
— Это тоже в летописях записывается?
— Это передается по женской линии. Или помнится. Ты задал вопрос, который мечтало услышать три или четыре поколения моих предков. Как я могу тебе ответить «нет»?
— Ну, я ведь не король? — неопределенно протянул он.
— Ты — будущий член королевской семьи. Это тоже немаловажно. Легенда рассказывает не только о короле. Слушай, жених, пойдем на третий холм прогуляемся! Говорят, что в это время там очень красиво.
Вместо ответа Сергей вынул из кобуры ПСМ, осмотрел его и, удовлетворенно крякнув, засунул обратно.
— Порядок! — сказал он Диане, — нападут еще какие-нибудь недоразвитые, соблазнившись вареными джинсами, а я им пистолетом по башке ка-ак хрясну! У вас же здесь пройти невозможно невооруженному человеку: или ограбят, или прикончат.
— А у вас можно?
— У нас, милая моя, даже солдаты ходят без оружия. Которые не на дежурстве, конечно.
Принцесса пригорюнилась. Из наползавшей на город тучи начала сыпаться мелкая сволочная крошка, в народе именуемая «мелким поносом»; колючая и противная она попадала в самые неудобные места и там таяла, принося непередаваемые устойчивые ощущения.
Они поднялись на холм и огляделись. Стало еще чуточку темнее. Гончаров вспомнил старую хохму от Ильфа и Петрова.
— Милая, там будет Сибкомбайн! — прошептал он, указывая пальцем куда-то в сторону созвездия имени братьев Лаптевых. Диана впитала этот бред с поразительным хладнокровием, лишь тихонечко переспросила:
— Где-где?
— В Караганде! — засмеялся парень, — черт побери, сам Господь интим обеспечивает!
— Скорее, Вельзевул! — засмеялась она.
— Ты лучше куртку застегни, — посоветовал он, — а, елки-палки! Ты ведь не умеешь…
Присев на корточки, Сергей принялся застегивать молнию непослушными пальцами, слегка окоченевшими на холодном ветру.
— Ой! — хихикнула девушка. Парень поднял голову — их лица были на одном уровне.
— Ты чего? — задал он извечный вопрос.
— Ничего, — тихо ответила она, — смешно как-то.
— Смешно ей, — проворчал Гончаров, застегнул почти до упора молнию и принялся щелкать кнопками. Закончив с этим, надел ей капюшон.
— Вот теперь тебе снег не страшен, — начал он, но осекся.
— Теперь мне никто не страшен, — прошептала она, — Сергей, я слишком маленькая для тебя… наверное…
Парня пробрал такой хохот, что он едва не сходил по-маленькому. Он вскочил на ноги, схватил свою невесту и, подбросив ее на пару метров вверх, пой мал и поцеловал, после чего снова опустил на землю.
— Что это было? — поинтересовалась ошеломленная Диана.
— Я тебя поцеловал, — повинился Сергей.
— Странно, — протянула она, — я ничего не запомнила.
На этот раз все было проделано исключительно медленно, нежно и более искусно.
— Твои губы пахнут молоком, — прошептал он, отрываясь.
— А твои — розовым маслом, — и снова прильнула к нему.
Через несколько минут он поставил ее на ноги.
— Опасное это сочетание: молоко и розовое масло, — сообщил Сергей, ощущая, как просыпается организм после долгой спячки. Гляди, пора идти домой, а не то нас скоро примутся искать.
Действительно, стало уже совсем темно, и снег усилился до неприличия. Принцесса с сожалением вздохнула:
— Здорово было! Мы еще сюда придем?
— Обязательно, — торжественно пообещал Гончаров.
В середине июля поползли слухи о том, что приближается войско все того же упрямого, как ишак, Иссык-хана. Слухи в этом мире лишенном средств связи и прочих удобств распространялись на удивление быстро. По этому поводу у Норвегова собралось очередное совещание.
— Да что же они к нам лезут, как мухи на мед! — причитал Семиверстов, — как лето, так очередная партия мародеров желает стать удобрением! А как зима, так братья-славяне покою не дают. Всем мы, как кость в горле… Хоть ты удавись!
Норвегов хохотнул.
— Если бы мосье Булдаков был с нами, то сказал бы, что мухи у него ассоциируются отнюдь не с медом. Вот он бы предложил бы какую-нибудь дельную идейку!
— Ага, — зевнул Семиверстов, — приказал бы вкопать по радиусу квадрата нашего периметра столбики с призывом «Татары! Руки прочь от города Бобра!»
— А пускай идут! — решительно заявил Горошин, — мы их напалмом!
Все с сожалением посмотрели на замполита, а затем с надеждой на командира. Поняв, что от него чего-то ждут, полковник сделал строгое лицо.
— Ценность нашего замполита заключается в том, что его советы всегда противоположны нашим дальнейшим действиям, — сказал Константин Константинович, — всего-то и нужно сделать обратно его совету. Редкий дар. Редкий и бесценный.
Горошин угрожающе зашевелил челюстями. Невзирая на его потуги и, скорее всего, игнорируя их, подал голос зам по тылу: